Гений чистой хипстоты

Хипстеры – молодежное течение, возросшее на руинах оплотов угасших субкультур типа эмо.

Группировка занимающихся потреблением товарищей, тем не менее, пытающихся создать образ неимоверно высокий, культурный, вдумчивый. По сути, ничего, кроме как критиковать бесперспективные проекты и эти же проекты создавать, не умеют. Если эмо давят на чувственность, здесь акцент ставится на элитизм, отстраненность от быдла.

Хотя, по существу, сами все тем же замаскированным быдлом и являются. Культивируется уникальность собственного Я.

. Никто ведь не против. Человек – и впрямь создание удивительное и неповторимое. Все бы хорошо, если бы на таких же собратьев хипстеры не смотрели свысока, веря в собственное превосходство. Кому уж такое понравится. Потому их и недолюбливают.

Несмотря на свою отстраненность, дико нуждаются во внимании, восхищении, каждое свое сырое творение считают порождением чистого гения. И если оно не оценено окружающими по достоинству, причину узревают в узком мировоззрении этих самых окружающих. Сам-то хипстер пытается усмотреть скрытый смысл даже там, где его нет, и когда говорят «Его действительно там нет», он не верит, называя собеседника слепцом. Ну, простите, если его розовые очки не всем по размеру.

Музыка, как правило, примитивна, циклится на двух нотах. И зачастую это переделанные, модернизированные творения 80-х годов.

Хипстеры – это та же ваниль, только пафосней и агрессивней. Только на словах, разумеется. Гипербола. Одна сплошная гипербола. Дико фанатеют от старых, раритетных вещей, заботясь о практичности куда меньше, чем о возможности выпендриться. Философия отдает амбициозным школьником, плохо учащим уроки, от интеллекта у которого только очки, отделяющие мир от суженных надменно глаз, убитых творчеством писателей, обволакивающих прописные истины плащом откровения.

Подчеркнутая индивидуальность не мешает гоняться за модой, а любовь к раритету – люто шалеть от яблочной техники. Чем свежее и навороченней, тем лучше. Хипстер непрошибаем в своей отсутствующей логике, и если вы захотите убедить его в чем-то, не поможет даже здравый смысл. Вас завалят туманными аргументами, ссылаясь на чужие слова. Кстати, о словах. Своего мнения и взгляда на вещи, как правило, не имеют, предпочитая слепо отдаваться принятым идеям, веря в каноничные догмы течения с религиозной фанатичностью. Тащатся от интеллектуальной литературы, отправляя автора в немилость, как только популярность его творений набирает обороты. Фильмы предпочитают малобюджетные и унылые (арт-хаус), опять-таки выискивая глубокую подоплеку.

Что же можно заключить, наблюдая за хипстером? Он менее агрессивен, чем сатанист, менее бесхребетен, чем эмо, и несмотря на всю свою нелепость, относительно безвреден. Так что пусть живет.

Просмотры: 2967 Комментарии: 0 Дата: 1-01-2013, 14:07

Умер Юбер де Живанши

В возрасте 91 года умер Юбер де Живанши — легендарный французский кутюрье и основатель модного дома Givenchy.

Он открыл собственный дом моды в 1952 году — феноменально рано, в 25 лет, и тут очень хочется сказать, что он был последним из выдающихся кутюрье, принадлежавших к золотой эре парижского кутюра. Хотя на самом деле их осталось еще двое — Пьер Карден, которому 95, и Эмануэль Унгаро, которому 85.

Все эти дожившие до десятых годов XXI века модельеры, равно как и умерший два года назад в возрасте 92 лет Андре Курреж, связаны одним общим именем, великим именем Кристобаля Баленсиаги. Курреж и Унгаро работали у него, Кардена работать к нему в свое время не взяли, Живанши же никогда не был ни его сотрудником, ни его учеником, но был его близким другом. И если первые три стремились делать футуристическую моду, особенно на старте своей карьеры, то Живанши, на протяжении более чем десятилетия постоянно общаясь с Баленсиагой, из чьего позднего творчества и вышел весь фэшн-футуризм 60-х, ни к чему такому вовсе не стремился — и при этом оказался способным сохранять современность все почти 45 лет своей карьеры.

С самого начала в этом ему помогали женщины. В первой коллекции — Беттина Грациани, знаменитая парижская манекенщица, перешедшая к нему работать пресс-атташе, в честь которой была названа белая блуза с черной вышивкой-ришелье на пышных белых рукавах, ставшая одним из канонических образов 50-х. Ну а потом подключилась Одри Хепбёрн. Она пришла в его ателье в 1954 году, перед фильмом «Сабрина», когда уже была знаменита, но еще не настолько, чтобы не путать ее со старшей голливудской звездой Кэтрин Хепбёрн: Живанши поначалу и перепутал, услышав имя и еще не видя саму Одри. С тех пор он одевал ее и в кино, и в жизни.

Он придумал ее самые знаменитые образы — платье-бюстье с треном из «Сабрины», черное платье с массивным колье и черную шляпу с огромными очками и шелковым шарфом из «Завтрака у Тиффани», черные же узкие брюки и водолазку из «Веселой мордашки». Одри была девушкой нового времени — худой, высокой, с плоской грудью, узкими бедрами и длинными тонкими ногами. В ней не было тяжелой взрослой красоты, но было полно обаяния юности и веселой беспечности. Собственно, история появления нового молодого образа и была рассказана в ее самом знаменитом фильме, снятом еще до знакомства с Живанши, в «Римских каникулах» — принцесса сбегает из дворца, меняет платье с тяжелым шлейфом на юбку и блузку, обрезает волосы и катается на скутере с репортером. И они идеально подошли друг другу — новая звезда Одри Хепбёрн и новый кутюрье Юбер де Живанши. Ничего радикального в стиле Givenchy при этом не было — как не было и в самой Одри.

«Я просто создавал свои модели наилучшим образом»

Подробности биографии маэстро высокой моды Юбера де Живанши – в фотогалерее “Ъ”

Все, что он делал для своих знаменитых клиенток — наряды для Одри Хепбёрн, бальное платье для первого официального визита во Францию первой леди США Жаклин Кеннеди, короткое черное пальто с вуалью для герцогини Виндзорской Уоллис Симпсон, в котором она хоронила своего мужа (пошитое фактически за одни сутки),— все это описывается словосочетанием «парижская элегантность» и заставляет вспомнить Баленсиагу с его виртуозной простотой и безупречностью.

Живанши никогда не стал таким бескомпромиссным гением, как Баленсиага, который был выше всякой элегантности. Но безусловный талант Живанши состоит в том, что внутри этой самой «парижской элегантности» он достиг полного совершенства — в идеальности его пальто-коконов, в безупречности каждой складки его атласных бальных платьев, в четкости линии его фирменного выреза-лодочки, названного «Сабрина».

Это свое свойство — быть элегантным, но не быть при этом диктатором — он сохранил вплоть до 1995 года, когда в проданный им концерну LVMH дом Givenchy Бернар Арно привел Джона Гальяно, на год, в качестве разминки перед Dior. Ему удалось не пережить собственную славу и талант и вполне сохранить легкость и чувство времени вплоть до последнего дефиле.

Сегодня, когда ни от элегантности, ни от хорошего вкуса, ни от красоты в ее традиционном смысле, ни даже от моды, какой мы ее знали последние полвека, не осталось и следа, уход Живанши символически подводит черту под той эпохой, когда все это еще имело смысл. И это еще одна причина, по которой мы имеем все основания назвать его последним из великих.

Александр Пушкин — Я помню чудное мгновенье (Керн): Стих

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Анализ стихотворения «Я помню чудное мгновенье» Пушкина

Первые строки стихотворения «Я помню чудное мгновенье» известны практически каждому. Это одно из самых известных лирических произведений Пушкина. Поэт был очень влюбчивым человеком, и многие свои стихи посвящал женщинам. В 1819 г. он познакомился с А. П. Керн, которая на долгое время захватила его воображение. В 1825 г., во время ссылки поэта в Михайловском, состоялась вторая встреча поэта с Керн. Под влиянием этой неожиданной встречи Пушкин и написал стихотворение «Я помню чудное мгновенье».

Короткое произведение является образцом поэтического признания в любви. Всего в нескольких строфах Пушкин разворачивает перед читателем долгую историю взаимоотношений с Керн. Выражение «гений чистой красоты» очень емко характеризует восторженное преклонение перед женщиной. Поэт влюбился с первого взгляда, но Керн во время первой встречи была замужем и не могла ответить на ухаживания поэта. Образ прекрасной женщины преследует автора. Но судьба на несколько лет разлучает Пушкина с Керн. Эти бурные годы стирают из памяти поэта «милые черты».

Ссылка за недозволенные стихи в Михайловское тяжело действует на поэта. Его угнетает не отрыв от столичной жизни, к которой он испытывал только презрение. Главной проблемой Пушкина «во мраке заточенья» был отрыв от привычного творческого общества, отсутствие возможности поделиться с кем-нибудь своими замыслами. Внезапно он узнает, что в соседнем Тригорском поместье находится А. Керн. Александр спешит к ней. Женщина потеряла мужа и на этот раз благосклонно встречает поэта. Для Пушкина эта встреча стала спасительным лучом надежды. В его душе вновь просыпаются «и жизнь, и слезы, и любовь».

В стихотворении «Я помню чудное мгновенье» Пушкин показывает себя великим мастером слова. Он обладал удивительной способностью сказать о бесконечно многом всего лишь в нескольких строках. В небольшом стихе перед нами предстает промежуток в несколько лет. Несмотря на сжатость и простоту слога автор доносит до читателя перемены в своем душевном настроении, позволяет пережить радость и печаль вместе с ним.

Стихотворение написано в жанре чистой любовной лирики. Эмоциональное воздействие усилено лексическими повторами нескольких фраз. Их точная расстановка придает произведению свою неповторимость и изящество.

Творческое наследие великого Александра Сергеевича Пушкина огромно. «Я помню чудное мгновенье» — одна из самых дорогих жемчужин этого сокровища.

Умер Юбер де Живанши

В возрасте 91 года умер Юбер де Живанши — легендарный французский кутюрье и основатель модного дома Givenchy.

Он открыл собственный дом моды в 1952 году — феноменально рано, в 25 лет, и тут очень хочется сказать, что он был последним из выдающихся кутюрье, принадлежавших к золотой эре парижского кутюра. Хотя на самом деле их осталось еще двое — Пьер Карден, которому 95, и Эмануэль Унгаро, которому 85.

Все эти дожившие до десятых годов XXI века модельеры, равно как и умерший два года назад в возрасте 92 лет Андре Курреж, связаны одним общим именем, великим именем Кристобаля Баленсиаги. Курреж и Унгаро работали у него, Кардена работать к нему в свое время не взяли, Живанши же никогда не был ни его сотрудником, ни его учеником, но был его близким другом. И если первые три стремились делать футуристическую моду, особенно на старте своей карьеры, то Живанши, на протяжении более чем десятилетия постоянно общаясь с Баленсиагой, из чьего позднего творчества и вышел весь фэшн-футуризм 60-х, ни к чему такому вовсе не стремился — и при этом оказался способным сохранять современность все почти 45 лет своей карьеры.

С самого начала в этом ему помогали женщины. В первой коллекции — Беттина Грациани, знаменитая парижская манекенщица, перешедшая к нему работать пресс-атташе, в честь которой была названа белая блуза с черной вышивкой-ришелье на пышных белых рукавах, ставшая одним из канонических образов 50-х. Ну а потом подключилась Одри Хепбёрн. Она пришла в его ателье в 1954 году, перед фильмом «Сабрина», когда уже была знаменита, но еще не настолько, чтобы не путать ее со старшей голливудской звездой Кэтрин Хепбёрн: Живанши поначалу и перепутал, услышав имя и еще не видя саму Одри. С тех пор он одевал ее и в кино, и в жизни.

Он придумал ее самые знаменитые образы — платье-бюстье с треном из «Сабрины», черное платье с массивным колье и черную шляпу с огромными очками и шелковым шарфом из «Завтрака у Тиффани», черные же узкие брюки и водолазку из «Веселой мордашки». Одри была девушкой нового времени — худой, высокой, с плоской грудью, узкими бедрами и длинными тонкими ногами. В ней не было тяжелой взрослой красоты, но было полно обаяния юности и веселой беспечности. Собственно, история появления нового молодого образа и была рассказана в ее самом знаменитом фильме, снятом еще до знакомства с Живанши, в «Римских каникулах» — принцесса сбегает из дворца, меняет платье с тяжелым шлейфом на юбку и блузку, обрезает волосы и катается на скутере с репортером. И они идеально подошли друг другу — новая звезда Одри Хепбёрн и новый кутюрье Юбер де Живанши. Ничего радикального в стиле Givenchy при этом не было — как не было и в самой Одри.

«Я просто создавал свои модели наилучшим образом»

Подробности биографии маэстро высокой моды Юбера де Живанши – в фотогалерее “Ъ”

Все, что он делал для своих знаменитых клиенток — наряды для Одри Хепбёрн, бальное платье для первого официального визита во Францию первой леди США Жаклин Кеннеди, короткое черное пальто с вуалью для герцогини Виндзорской Уоллис Симпсон, в котором она хоронила своего мужа (пошитое фактически за одни сутки),— все это описывается словосочетанием «парижская элегантность» и заставляет вспомнить Баленсиагу с его виртуозной простотой и безупречностью.

Живанши никогда не стал таким бескомпромиссным гением, как Баленсиага, который был выше всякой элегантности. Но безусловный талант Живанши состоит в том, что внутри этой самой «парижской элегантности» он достиг полного совершенства — в идеальности его пальто-коконов, в безупречности каждой складки его атласных бальных платьев, в четкости линии его фирменного выреза-лодочки, названного «Сабрина».

Это свое свойство — быть элегантным, но не быть при этом диктатором — он сохранил вплоть до 1995 года, когда в проданный им концерну LVMH дом Givenchy Бернар Арно привел Джона Гальяно, на год, в качестве разминки перед Dior. Ему удалось не пережить собственную славу и талант и вполне сохранить легкость и чувство времени вплоть до последнего дефиле.

Сегодня, когда ни от элегантности, ни от хорошего вкуса, ни от красоты в ее традиционном смысле, ни даже от моды, какой мы ее знали последние полвека, не осталось и следа, уход Живанши символически подводит черту под той эпохой, когда все это еще имело смысл. И это еще одна причина, по которой мы имеем все основания назвать его последним из великих.

varlamov.ru

Только крокодилы спасут эту страну от мудаков!

  • 0″ ng-click=”catSuggester.reacceptAll()” >
  • 18 июня 2015 2015-06-18T17:00:00Z 2015-06-18T17:00:00Z

    Хипстеры умерли. Теперь миром будут править якки.

    Тут такие новости. Хипстеры отживают свой век. Все.. Не будет больше на улицах напыщенных бездельников в пидорских джинсиках. Не будет больше смузи, капкейков и митболов. Хипстеры остаются на обочине истории, на смену им идут якки.

    Недавно смену «поколений» предрёк журналист Mashable Дэвид Инфанте и всполошил мировое интернет-сообщество.

    Это Дэвид. У него обычные усы, старый велосипед (без выкрутасов) и самая простая одежда.

    Название новой субкультуре придумал по аналогии с яппи. И такие когда-то были в середине 80-ых. Яппи – молодые состоятельные люди, успешные, взобравшиеся высоко по карьерной лестнице или имеющие бизнес. Но в отличие от якки этот бизнес без креативной основы.

    Так кто такие якки и как их распознать?

    А может, вы и есть якки, только сами ещё не догадывались об этом. Yuccies – Young Urban Creatives, то есть молодые, городские, креативные.

    Во-первых, якки – это всё же жители больших городов, люди рождённые и выросшие в комфорте. Так что прости Василий из Каменки, но не быть тебе якки.

    Во-вторых, они убеждены в том, что работа в офисе на какого-то дядю – это не круто. Поэтому, почувствовав огромный потенциал интернета и онлайн-бизнеса, уходят на вольные хлеба. Их цель – разбогатеть и побыстрее. И это должен быть не какой-то там стандартный традиционный бизнес, а что-то такое творческое, подкреплённое неординарной идеей.

    Например, вы можете создать сервис по предоставлению мужа или жены на час (всё в рамках закона, разумеется), координировать интернет-площадку по продвижению жизни без телевизора или открыть магазинчик экотоваров, быть дизайнером или программистом.

    Но самый смак, если вы когда-то трудились в огромной корпорации на стандартной пятидневке и в какой-то момент решили променять жизнь клерка на любимое хобби. Главное, чтобы это, будь то кулинария с пирожными по бабушкиным рецептам или лавка причудливых блокнотов ручной работы, приносило неплохой доход.

    И возможно когда-нибудь вы станете Марком Цукербергом

    или Стивом Джобсом.

    А чем вам не якки? Сделали большие деньги на своих идеях, и при этом модниками не слыли, одевались по-простому. Стив даже босиком ходил.

    А помните, как было принято у хипстеров? Джинсы-скинни, лоферы, слиперы, рубашки в клетку, шляпы, очки, футболки с изображением любимых рок-групп, винтажные аксессуары, пленочный фотоаппарат (можно и без пленки), любовь к артхаусу и тяготение к элитарной культуре, тонкая душевная организация – всё это о хипстерах. Ретро-стиль, тренды, бренды, айфон (последней модели) – это тоже хипстеры. Ах да, и безусловно борода (у мужчин) с замысловатой стрижкой. Мода на еду, книги, музыку.

    Получилось так, что в погоне за оригинальностью каждый стал хипстером. А когда вокруг одни хипстеры, никто не является хипстером.

    У якки всё не так, убеждён американский журналист. В отличие от хипстеров якки не продаются. Им глубоко наплевать, какой марки шмотка, телефон или очки. Показуха – это про хипстеров, но не про якки. И да, модным бородам тут не место. И ещё почему-то, как утверждает Дэвид Инфанте, у якки обязательно должен быть Instagram с большим числом подписчиков.

    А вот вам на заметку несколько признаков, которые помогут вам понять, что вы якки:

    – Вы цените свободу и независимость
    – Вы не любите всё промышленное и серийное
    – У вас нет блога (ну всё, я не якки, какое разочарование)
    – Но есть тысяча подписчиков в Instagram
    – Вы философствуете, если пьяны
    – А от всяких скучных офисных выражений вам хочется спать
    – У вас нет татуировок на видимых частях тела
    – Вы обожаете сериалы, но умные и западные
    – Вы почти не читаете новости
    – Вы ничего не покупаете в кредит
    – Любите оригинальные места. Хотя хипстеры тоже вроде как любили
    – Ненавидите рекламу
    – У вас полно идей. И вы хотите и можете зарабатывать на этих идеях

    Правда, под некоторые из этих признаков подходят и хипстеры. Кто-то из хипстеров смотрит русские сериалы? Прям вижу, как приходит какой-нибудь Виталик в узких джинсах, с модной чёлочкой домой после концерта инди-рок группы, врубает Макбуук и наконец-то досматривает очередной сезон Ворониных.

    Или хипстеры с неподдельным интересом могут слушать про ставки рефинансирования или валютные колебания?

    С другой стороны, кое-что всё же есть, что точно даст понять хипстер ты или якки. Или вообще никто из них. Это работа. Кстати, хипстеры вообще работают. То ли дело якки. У них есть свой бизнес, способный приносить доход. При этом они не какие-то там офисные труженики, скучные и вечно недовольные, они свободные, креативные, современные. Они как повзрослевшие хипстеры с налётом здорового цинизма.

    Гений чистой красоты

    «ГЕНИЙ ЧИСТОЙ КРАСОТЫ»

    Этот образ, взятый Пушкиным «напрокат» у В.А.Жуковского (из стихотворения «Лалла-Рук» по Байрону), настолько однозначно ассоциируется с молоденькой генеральшей Анной Петровной Керн (1800–1879) и так сросся с волшебной музыкой М.И.Глинки (романс посвящён дочери Керн Екатерине), что остальное уже не важно.

    Однако А.П.Керн оставила потомкам воспоминания, дневники, переписку, из чего следует, что она была не только мила и очаровательна, но и умнее некоторых (А.Н.Вульф, Е.Н.Вревской, Е.К.Воронцовой, Е.Н.Ушаковой), кто уничтожил пушкинские автографы, принадлежавшие им. А.П.Керн, наоборот, бережно хранила все свидетельства пушкинской эпохи, своего знакомства с А.С.Пушкиным, А.А.Дельвигом, М.И.Глинкой.

    Её отец, Пётр Маркович Полторацкий, – брат матери Анны Олениной. Мать, Елизавета Ивановна Вульф, – сестра отца Евпраксии, Анны и Алексея Вульфов, сестра матери Е.В.Вельяшевой, сестра отца Нетти Вульф, знакомых нам по лирике Пушкина.

    В детстве Анна четыре года воспитывалась в поместье деда, Бернове Тверской губернии, вместе с кузиной Аннетой Вульф. Девочки изучали иностранные языки, читали. «Ей рано нравились романы». Любовь к чтению она сохранила до преклонного возраста. С кузиной они сдружились на всю жизнь. Но в 12 лет Анне Петровне пришлось вернуться к родителям. «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Отец, «не спросясь её совета», выдал семнадцатилетнюю дочь за генерала втрое старше её. Я всё время цитирую из «Евгения Онегина» не для того, чтобы доказать, что А.П.Керн явилась прототипом Татьяны (легче указать, кто не явился!), а потому, что Пушкин в романе отразил всё, что было характерно для той эпохи.

    Первая встреча Керн с Пушкиным произошла в Петербурге, в доме Олениных, в 1819 г. Об этом «чудном мгновенье» и говорится в начале стихотворения. Шутки молодёжи, шарады, блеск красоты дам и ума культурного цвета столицы – через шесть лет всё это было так далеко от Пушкина!

    Шли годы. Бурь порыв мятежный
    Рассеял прежние мечты…

    Восхищённая Пушкиным, Анна Петровна страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания её в усадьбе тётки (вдовы дяди) в Тригорском, в трёх верстах от пушкинского Михайловского, в июне 1825 г,
    Пушкин находился в ссылке. В 1825 г. он «почувствовал, что может творить» (из черновика французского письма к Н.Н.Раевскому-сыну): центральные главы «Онегина», «Борис Годунов», десятки лирических шедевров – тому доказательство.

    Всякий день он являлся в Тригорское пешком с 9-фунтовой палкой и собаками-волкодавами. Молодёжь веселилась, пелись романсы, например «Венецианская ночь» на слова И. Козлова («Ночь весенняя дышала. ») – известный романс Глинки на эти слова тогда ещё не был написан.

    Встречи Пушкина и Анны Керн происходили в обстановке всеобщей влюблённости, охватившей обитателей Тригорского. Анна Вульф отчаянно ревновала Пушкина к кузине. Прасковье Александровне показалось, что племянница ведёт себя неподобающе для замужней женщины, и решила отвезти её в Ригу к мужу, а заодно удалить и дочь, страдающую от невнимания Пушкина.

    Но перед отъездом Осипова привезла всю компанию в Михайловское, предложив хозяину показать сад г-же Керн. Пушкин с радостью повиновался. Старинные аллеи, осеребрённые луной, тёмные пятна елей, чернеющая в прудах вода – летняя ночь в Михайловском и сейчас, кажется, хранит легенды. Косая липовая аллея теперь так и называется «аллеей Керн». Многие старые липы на ней были повалены в 1990-х гг. двумя сильнейшими ураганами, и их заменили молодыми деревьями.

    Пушкин писал Анне Вульф в Ригу: «Каждую ночь я брожу по парку и думаю: она была здесь! Камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе подле веточки увядшего гелиотропа; я пишу много стихов».

    Стихотворение «К ***» («Я помню чудное мгновенье») Пушкин вручил Анне Керн при прощании, вложив листок в только что изданную I главу «Евгения Онегина» (она пишет: «во вторую», – это ошибка, 2-я глава вышла позже).

    Душе настало пробужденье,
    И вот опять явилась ты,
    Как мимолётное виденье,
    Как гений чистой красоты.

    И сердце бьётся в упоенье,
    И для него воскресли вновь
    И божество, и вдохновенье,
    И жизнь, и слёзы, и любовь.

    Потом были письма. По-французски, конечно. «Доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык». Керн сохранила их все: и адресованные ей лично, и Анне Вульф, и тётушке Прасковье Александровне – все письма Пушкин писал исключительно для Анны Петровны. Перевод их производит слишком откровенное впечатление: «Я умер бы от бешеной ревности», «Не лишайте меня надежды снова увидеть вас», «Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных» и т.п. Но по-французски это просто милый трёп.

    А.П.Керн дружила не только с самим поэтом, но и со всей семьёй Пушкиных: с матерью, отцом, братом, сестрой. По поручению Надежды Осиповны Пушкиной она вместе с Александром Сергеевичем встречала и благословляла новобрачных Павлищевых (сестру Пушкина Ольгу Сергеевну с мужем) на квартире Дельвига.

    Ко времени после ссылки и до женитьбы Пушкина относятся многочисленные встречи А.П.Керн с ним, а также с А.Дельвигом и М.Глинкой. Она подмечает в своих воспоминаниях манеру Пушкина общаться с людьми: «Трудно было с ним вдруг сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен. Он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренне и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его».

    Слушая «Цыган» в авторском исполнении, А.П.Керн вдруг заметила, что у Пушкина, как у Овидия, «голос шуму вод подобный» – то есть певучий, мелодический. В одно из посещений Анны Керн в Петербурге Пушкин, сидя на маленькой скамеечке (сейчас она хранится в музее Михайловского) у её ног, написал стихотворение:

    Я ехал к вам. Живые сны
    За мной вились толпой игривой,
    И месяц с правой стороны
    Сопровождал мой бег ретивый.

    Я ехал прочь. Иные сны.
    Душе влюблённой грустно было;
    И месяц с левой стороны
    Сопровождал меня уныло.

    Керн вспоминает, что Пушкин заметил, смеясь: «Разумеется, с левой, потому что я ехал назад!» Знакомый А.П.Керн, поэт А.И.Подолинский, видел у неё листок с этим автографом: мятый, почти рваный, с густо перечёркнутыми строчками, поверх которых написаны другие. А кажется, будто эти стихи вылились на бумагу на одном дыхании:

    Мечтанью вечному в тиши
    Так предаёмся мы, поэты,
    Так суеверные приметы
    Согласны с чувствами души.

    После смерти Дельвига (14 января 1831 г.) Керн очень редко встречалась с Пушкиным. В его письмах к Соболевскому и к жене промелькнуло два не слишком уважительных упоминания о ней. Ну и что! Жена была ревнива, а Соболевский известный циник. В своих воспоминаниях Анна Петровна постоянно подчёркивает невинный и платонический характер своих отношений с великим поэтом. Пушкин в её воспоминаниях предстаёт перед нами как «гений добра». В истории русской литературы имя Анны Петровны Керн сохранилось не потому, что она была «вавилонской блудницей», или просила у Пушкина покровительства в книгоиздательских кругах.

    Незадолго до смерти, по легенде, Анна Керн услышала грохот на улице и спросила, что там такое. Когда ей сказали, что везут пьедестал к памятнику Пушкину в Москву, она сказала: «Давно пора». Через несколько дней после этого она умерла. Гроб с телом Анны Петровны повезли в Прямухино Тверской губернии, где похоронен её муж А.В.Марков-Виноградский, но не довезли из-за распутицы и предали земле в селе Прутня, недалеко от Торжка, где теперь музей А.С.Пушкина. Все, любящие Пушкина, помнят, что на её веку, «тяжело-грустном», по выражению её сына, было «чудное мгновенье» встреч с поэтом!

    Гений чистой пустоты

    • Аноним
    • Режиссер — Роланд Эммерих
    • Великобритания — Германия, 2011, 130 мин

    Роланд Эммерих, постановщик «Дня независимости», «Годзиллы» и «2012», главный в Голливуде специалист по природным катаклизмам, катастрофам и апокалипсисам, неожиданно замахнулся на Шекспира. «Аноним» — экранизация не очень любимой литературоведами «оксфордской теории», согласно которой автором «Гамлета» и других великих произведений был не сын перчаточника Шекспира из Стратфорда-на-Эйвоне, а Эдвард де Вер, граф Оксфорд, не подписывавший пьесы своим именем только потому, что драматургия в те времена была уделом черни, а не знати.

    В фильме, впрочем, все несколько сложнее. Эдвард де Вер (Рис Иванс) — отлученный от двора меланхоличный гений, много лет томящийся в своем загородном имении и до поры до времени пишущий пьесы и сонеты в стол. Посетив пару представлений для народа в театре Роуз, он решает отдать свои произведения драматургу Бену Джонсону (Себастьян Арместо), но после первого же успеха на сцену, вымазав пальцы в чернилах, выскакивает пронырливый, гаденький, похотливый и к тому же абсолютно безграмотный актеришка Шекспир (Рейф Сполл). И — о, ужас — все начинают думать, что пьесы принадлежат ему. При дворе тем временем плетут интриги. Старенькая королева Елизавета (Ванесса Редгрейв) начала впадать в маразм, и ее окружение думает о том, кто же сядет на престол после смерти правительницы, так и не вышедшей замуж и не оставившей законного потомства. Однако миф о королеве-девственнице в фильме разрушается так же легко, как и миф о Шекспире: оказывается, во время своего правления Елизавета рожала, как кошка, так что всех бастардов не упомнит даже ее ближайший помощник лорд Сесил (Дэвид Тьюлис). Точно известно только то, что отцом одного из сыновей был Эдвард де Вер, граф Оксфорд.

    Рано уехавший из родной Германии в Голливуд Роланд Эммерих за всю режиссерскую карьеру не снял ни одной комедии, но место смешному в его фильмах находилось почти всегда. Один из самых запоминающихся эпизодов фильма «2012» — не огненные или океанские волны, накрывающие сушу, а выражение лица карикатурного олигарха, с довольной ухмылкой кивающего на гигантских размеров самолет: «Он русский, да». Сцены истерик и паники у Эммериха, как правило, длятся не дольше тридцати секунд, его герои — деятельные живчики, а к самим катастрофам и апокалипсисам режиссер относится примерно так же, как принято у немцев относиться к своему могучему автопрому. Они его не обожествляют, не травят о нем анекдоты, не мифологизируют, как в случае с желтой Lada Kalina, а просто запрягают и едут. Эммерих никогда не скрывал того, что не верит в собственные кошмары. «Думаю, что пришельцев не существует. Но это не мешает мне снимать о них кино», — говорил он после «Дня независимости». «Все в курсе, что 21 декабря 2012 года — это пятница? Какой конец света, о чем вы?» — смеялся он после «2012». Про Годзиллу его, понятное дело, никто всерьез даже не спрашивал.

    Но с «Анонимом» история другая. В него Эммерих поверил, и поверил не как в успешный проект, конструкцию, которая поедет, если ее правильно построить, а по-настоящему, поэтически поверил. Отчасти это фильм о том, как большой талант поглощает без остатка отдельно взятую человеческую личность, лишая ее ценнейшего права — свободы выбора: если ты пишешь гениальные пьесы, то уже никогда не будешь ни легендарным воином, ни великим политиком, ни даже хорошим семьянином. Эммериху, ставшему заложником своего режиссерского амплуа главного разрушителя Голливуда, все это должно быть очень близко и понятно.

    У «Анонима» нет брони из спецэффектов и здорового юмора, что делает его легкой мишенью для любого рода критики. Тут и вольное обращение с историей (финальный твист и заложенный в сюжет инцест вообще выходят за рамки приличия), и нарисованный Лондон конца XVI века (нарисован он здорово, но с какой-то даже маниакальной избыточностью), и смешные литературоведческие объяснения (почти у всех героев пьес находятся свои исторические прототипы), и никуда не девшийся фирменный эммериховский гротеск: все персонажи, кроме де Вера и его молодого компаньона лорда Саутгемптона, — до брезгливости неприятные люди. Королева маразматичка, драматург Джонсон — трусливая тварь, а к финалу еще и предатель, Шекспир безграмотный идиот, жена де Вера уродина, ее отец лорд Сесил — цепляющийся за жизнь и власть противный старикашка.

    Война со здравым смыслом, по идее, должна быть проиграна по всем статьям, но катастрофы в кадре так и не происходит: «Аноним», несмотря на все его странности, сложно назвать плохим фильмом. Заслуга в этом во многом принадлежит британским актерам, для которых Шекспир, конечно, больше чем поэт. Рис Иванс играет де Вера так, будто это последняя роль в его актерской биографии: комик, которого после роли соседа-валлийца в «Ноттинг-хилле» все режиссеры видели исключительно в амплуа смешного дебила (даже в «Гарри Поттере» ему пришлось играть папу Полумны Лавгуд), наконец-то заполучил трагического персонажа. Редгрейв блистает в роли Елизаветы, Тьюлиса в роли Сесила не узнать под старческим гримом. Но убедительнее всех — сам Эммерих, чуть ли не впервые в карьере превратившийся из разрушителя в настоящего созидателя. Искусство победило, конец света отменяется.

    Гений чистой хипстоты

    Изящный профиль этой женщины запечатлен рукой Пушкина на полях черновиков «Евгения Онегина». И ей же мы обязаны появлением великого стихотворения «Я помню чудное мгновенье. »

    Анна Петровна Керн – одна из самых замечательных красавиц своего времени, женщина, имя которой навсегда связано в нашем сознании с именем величайшего русского поэта. История их взаимоотношений – яркий пример того, как далека бывает пошлая обыденность от поэтической фантазии и в то же время как прочно они связаны.

    «Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты»
    Впервые Пушкин увидел Анну в 1819 году в Петербурге в гостях у ее тетки Елизаветы Олениной. Играли в шарады. На этом вечере был и баснописец Крылов, который своим юмором и приятным обхождением, а пуще того, своей известностью привлекал к себе внимание всех. Анне Петровне к тому времени исполнилось 19, она была уже два года как замужем за генералом Е.Ф. Керном, который был старше ее на 35 лет и которого она не только не любила, но даже не уважала.

    В Петербург молоденькая генеральша прибыла после скитаний с постылым мужем по гарнизонам в Дерпте, Риге, Киеве, Елисаветграде, Пскове. И вот петербургский великосветский салон. Шарады. Крылов! И туча франтов в штатском и мундирах, которые увиваются вокруг нее, красавицы с золотыми локонами и фиалковыми глазами.

    В этом вихре впечатлений Анна Петровна едва заметила кудрявого, невысокого и очень подвижного молодого человека с негритянскими пухлыми губами. Он всячески демонстрировал свой восторг по отношению к ней и даже позволил себе несколько развязный комплимент: «Можно ли быть такой хорошенькой?!»

    Пушкин в ту пору слыл в Петербурге настоящим прожигателем жизни: после окончания лицея он кутил, волочился за актрисами, был членом литературных обществ, близких к декабристам, и быстро приобретал известность как поэт. Равнодушие красотки, надо думать, его задело.

    «Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты…»
    Второй раз Анна Петровна явилась Пушкину спустя шесть лет. Это было в Тригорском – имении, находившимся по соседству с Михайловским, где поэт отбывал свою ссылку.

    Пушкин, не шутя, страдал на брегах Сороти от тоски и одиночества. После шумной, веселой Одессы он оказался «в глуши, во мраке заточенья», в небольшом деревенском доме, который не мог даже позволить себе как следует протопить из-за скудости средств. Унылые вечера, которые он коротал с доброй старой няней, книги, одинокие прогулки – вот как он жил в то время. Неудивительно, что поэт очень любил ездить к Вульфам в Тригорское. Хозяйка имения добрая Прасковья Александровна Осипова-Вульф, ее дочки Евпраксия и Анна, падчерица Александра и сын Алексей были неизменно рады Александру Сергеевичу, и он тоже был рад приезжать, чтобы поволочиться за тригорскими барышнями и весело провести время.

    А в июне 1825 года к своей тетушке Прасковье Александровне нагрянула Анна Петровна Керн. И Пушкин влюбился снова. Здесь общество было не такое блестящее, как в Петербурге, да и Пушкин в ту пору был уже известным поэтом. Анна Петровна знала и любила его стихи. Немудрено, что на сей раз она выслушивала его комплименты гораздо более благосклонно. И он уже и не болтал вздор, как в их первую встречу.

    Александр Сергеевич вел себя как влюбленный поэт. Он ревновал и страдал оттого, что Керн делает знаки внимания Алексею Вульфу. Он хранил на столе камень, о которой она будто бы споткнулась во время прогулки. Наконец, однажды он преподнес ей первую главу «Евгения Онегина», где между страниц лежал листок со стихотворением «Я помню чудное мгновенье. » Она прочла и нашла стихотворение прекрасным, но Пушкин вдруг, словно мальчишка, отобрал у нее листок, а потом согласился вернуть лишь после долгих уговоров.

    То лето кончилось быстро. Анна должна была ехать к нелюбимому мужу.

    «У дамы Керны ноги скверны»
    Да-да, именно так писал Пушкин спустя два года о той самой, которая им была названа «гением чистой красоты». Есть письма, в которых он «проходится» по бедняжке Анне Петровне еще жестче. В одном называет ее «наша вавилонская блудница Анна Петровна», а в другом и того ужаснее: «Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною одолженных, а пишешь мне о m-m Керн, которую я с божьей помощью на днях в..б…» Это письмо Соболевскому, в котором много говорится о денежных вопросах, о разных общих знакомых и вот так равнодушно и вскользь об Анне Петровне, о гении чистой красоты.

    Анна Петровна к тому времени окончательно бросила мужа и жила в Петербурге жизнью самой фееричной, какую можно себе представить. Она заводила бесконечные романы, которые делали ее положение разведенной женщины еще более скандальным. У нее была связь с Вульфом и с другом Пушкина Дельвигом, и с композитором Глинкой, и с поэтом Веневитиновым, и с библиофилом Соболевским, и даже, по слухам, с папенькой Александра Сергеевича. В общем, добившись женщины, к которой он испытывал нежные чувства, Пушкин обнаружил, что он отнюдь не единственный, кто пользуется ее расположением.

    «Так повстречались Мечта и Поэт»
    Анна Петровна сохранила добрые отношения с семьей Пушкина, но о любви меж ними речи уже не шло никогда. Тут бы, собственно, и закончить историю о «чудном мгновении», если бы не одна встреча, которая состоялась в 1880 году. На Страстной площади в Москве устанавливали памятник поэту. Кони не без труда тащили повозку с тяжеленной, отлитой из бронзы скульптурой работы А.М. Опекушина. Дорогу повозке перегородила похоронная процессия – хоронили Анну Петровну Керн, дожившую до 80 лет и скончавшуюся в бедности и полном забвении. Как сказано в стихотворении Г. Шенгели:

    …Нищая старость и черные дроги;
    Так повстречались Мечта и Поэт.

    Но повстречались. Безмолвье забвенья –
    Как на измученный прах ни дави, –
    Вспомнят мильоны о Чудном Мгновеньи,
    О Божестве, о Слезах, о Любви!

    «Гений чистой красоты»

    «Гением чистой красоты» наречет ее Алек­сандр Пушкин, – ей посвятит бессмертные стихи… И напишет полные сарказма строки. «Как поживает подагра вашего супруга. Божественная, ради Бога, постарайтесь, чтобы он играл в карты и чтобы у него сде­лался приступ подагры, подагры! Это моя единственная надежда. Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая», – в отчаянии писал влюбленный Пушкин в августе 1825-го из своего Михайловского в Ригу красавице Анне Керн.

    Девочке, нареченной Анной и появившейся на свет в феврале 1800 года в доме ее деда, орловского губернатора Ивана Петровича Вульфа, «под зеленым штофным балдахином с белыми и зелеными перьями страуса по углам», была уготована необычная судьба.

    . За месяц до своего семнадцатилетия Анна стала женой дивизионного генера­ла Ермолая Федоровича Керна. Супругу шел пятьдесят третий год. Замужество без любви не при­несло счастья. «Его (мужа) невозможно любить, мне не дано даже утешения уважать его; скажу прямо – я почти ненавижу его», – лишь дневнику могла поверить юная Анна горечь своего сердца.

    В начале 1819 года генерал Керн (справедливости ради, нельзя не упомянуть о его боевых заслугах: не раз являл он своим солдатам образцы воинской доблести и на Бородинском поле, и в знаменитой «Битве народов» под Лейпцигом) прибыл в Петербург по делам службы. Вместе с ним приехала и Анна. Тогда же в доме своей родной тетки Елизаветы Марковны, урожденной Полторацкой, и ее супруга Алексея Николаевича Оленина, президента Академии художеств, она впервые встретилась с поэтом.

    Был шумный и веселый вечер, молодежь забавля­лась играми в шарады, и в одной из них царицу Клеопатру представляла Анна. Девят­надцатилетний Пушкин не мог удержать­ся от комплиментов в ее честь: «Позволи­тельно ли быть столь прелестной!». Несколько шутливых фраз в ее адрес молодая красавица сочла дерзкими…

    Им суждено было встретиться лишь че­рез шесть долгих лет. В 1823-м Анна, бро­сив мужа, уехала к родителям в Полтав­скую губернию, в Лубны. А вскоре стала любовницей богатого полтавского поме­щика Аркадия Родзянко, поэта и приятеля Пушкина по Петербургу.

    С жадностью, как вспоминала Анна Керн позже, она прочи­тала все известные тогда пушкинские сти­хи и поэмы и, «восхищенная Пушкиным», мечтала встретиться с ним.

    В июне 1825 года по пути в Ригу (Анна задумала примириться с супругом) она неожиданно заехала в Тригорское к тетуш­ке Прасковье Александровне Осиповой, частым и желанным гостем коей был ее сосед Александр Пушкин.

    У тетушки Анна впервые услышала, как Пушкин читал «своих Цыган», и буквально «истаивала от наслаждения» и от дивной поэмы, и от самого голоса поэта. Она сохранила свои удиви­тельные воспоминания о той чудесной поре: «…Я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу. Я была в упое­нии. ».

    А спустя несколько дней все семейство Осиповых-Вульф на двух экипажах отправилось с ответным визитом в соседнее Михайловское. Вместе с Анной Пушкин бродил по аллеям старого заросшего сада, и эта незабываемая ночная прогулка стала одним из любимых воспоминаний поэта.

    «Каждую ночь гуляю я по своему саду и говорю себе: здесь была она… камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе возле ветки увядшего гелиотропа. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь». Как больно было читать эти строки бедной Анне Вульф, адресованные другой Анне, – ведь она так пылко и безнадежно любила Пушкина! Пушкин писал из Михайловского в Ригу Анне Вульф в надежде, что та передаст эти строки своей замужней кузине.

    «Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных, – признается красавице поэт, – лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, – это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого…».

    И Анна Петровна никогда не забудет той лунной июльской ночи, когда гуляла с по­этом по аллеям Михайловского сада.

    А на следующее утро Анна уезжала, и Пушкин пришел проводить ее. «Он пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр II главы «Онегина», в неразрезанных листках, меж­ду которыми я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами…».

    Я помню чудное мгновенье:
    Передо мной явилась ты,
    Как мимолетное виденье,
    Как гений чистой красоты.

    В томленьях грусти безнадежной,
    В тревогах шумной суеты,
    Звучал мне долго голос нежный

    И снились милые черты.

    Шли годы. Бурь порыв мятежный

    Рассеял прежние мечты,
    И я забыл твой голос нежный,
    Твои небесные черты.

    В глуши, во мраке заточенья

    Тянулись тихо дни мои

    Без божества, без вдохновенья,
    Без слез, без жизни, без любви.

    Душе настало пробужденье:
    И вот опять явилась ты,
    Как мимолетное виденье,
    Как гений чистой красоты.

    И сердце бьется в упоенье,
    И для него воскресли вновь

    И божество, и вдохновенье,
    И жизнь, и слезы, и любовь.

    Потом, как вспоминала Керн, поэт выхватил у нее свой «поэтический подарок», и ей на­силу удалось вернуть стихи.

    Много позже Михаил Глинка положит пушкинские стихи на музыку и посвятит романс любимой – Екатерине Керн, дочери Анны Петровны. Но Екатерине не суждено будет носить фамилию гениального композитора. Она предпочтет иного мужа – Шокальского. И сын, появившийся на свет в том супружестве, океанограф и путешественник Юлий Шокальский прославит свою фамилию.

    И еще одна удивительная связь прослеживается в судьбе внука Анны Керн: он станет другом сына поэта Григория Пушкина. И всю жизнь будет гордиться своей незабвенной бабушкой – Анной Керн.

    Ну а как сложилась судьба самой Анны? Примирение с мужем было недолгим, и вскоре она окончательно порывает с ним. Жизнь ее изобилует многими любовными приключениями, в числе ее поклонников – Алексей Вульф и Лев Пушкин, Сергей Соболевский и барон Вревский. Да и сам Александр Сергеевич отнюдь не поэтически сообщил о победе над доступной красавицей в известном письме к приятелю Соболевскому. «Боже­ственная» непостижимым образом транс­формировалась в «вавилонскую блудницу»!

    Но даже многочисленные романы Анны Керн не переставали удивлять прежних любовников ее трепетным благоговением «перед святынею любви». «Вот завидные чувства, которые никогда не стареют! – искренне восклицал Алексей Вульф. – После столь многих опытностей я не предполагал, что еще возможно ей себя об­манывать. ».

    И все же судьба была милостива к этой удивительной женщине, одаренной при рождении немалыми талантами и испытавшей в жизни не одни лишь наслаждения.

    В сорокалетнем возрасте, в пору зрелой кра­соты, Анна Петровна встретила свою насто­ящую любовь. Ее избранником стал выпускник кадетского корпуса, двадцати­летний артиллерийский офицер Александр Васильевич Марков-Виноградский.

    Анна Петровна обвенчалась с ним, совершив, по мнению ее отца, безрассудный поступок: выш­ла замуж за бедного молодого офицера и лишилась большой пенсии, что полагалась ей как вдове генерала (супруг Анны умер в феврале 1841 года).

    Молодой муж (а он приходился супруге троюродным братом) любил свою Анну нежно и самозабвенно. Вот образец восторженного преклонения перед любимой женщиной, милый в своей безыскусности и искренности.

    Из дневника А.В. Маркова-Виноградского (1840 г.): «У моей душечки глаза карие. Они в чудной своей красе роскошествуют на круглом личике с веснушками. Волоса этот шелк каштановый, ласково обрисовывает его и оттеняет с особой любовью… Маленькие ушки, для которых дорогие серьги лишнее украшение, они так богаты изяществом, что залюбуешься. А носик такой чудесный, что прелесть. И все это, полное чувств и утонченной гармонии, составляет личико моей прекрасной».

    В том счастливом союзе родился сын Александр. (Много позже Аглая Александровна, урожденная Маркова-Виноградская, подарит Пушкинскому Дому бесценную реликвию – миниатюру, запечатлевшую милый облик Анны Керн, ее родной бабушки).

    Супруги прожили вместе долгие годы, терпя нужду и бедствия, но не переставая нежно любить друг дру­га. И скончались почти в одночасье, в 1879-м недобром году…

    Анне Петровне суждено было пережить обожаемого мужа всего лишь на четыре месяца. И словно ради того, чтобы однажды майским утром, всего за несколь­ко дней до кончины, под окном своего московского дома на Тверской-Ямской услышать силь­ный шум: шестнадцать лошадей, запря­женных цугом, по четыре в ряд, тащили огромную платформу с гранитной глыбой – пьедесталом будущего памятника Пушкину.

    Узнав причину необычного уличного шума, Анна Петровна облегченно вздохнула: «А, наконец-то! Ну, слава Богу, давно пора. ».

    Осталась жить легенда: будто бы траурный кортеж с телом Анны Керн встретился на своем скорбном пути с бронзовым памятником Пушкину, ко­торый везли на Тверской бульвар, к Страстному монастырю.

    Так в последний раз они повстречались,

    Ничего не помня, ни о чем не печалясь.

    Так метель крылом своим безрассудным

    Осенила их во мгновении чудном.

    Так метель обвенчала нежно и грозно

    Смертельный прах старухи с бессмертной бронзой,

    Двух любовников страстных, отплывающих розно,

    Что простились рано и встретились поздно.

    Явление редкостное: и после смерти Анна Керн вдохновляла поэтов! И доказательство тому – эти строки Павла Антокольского.

    …Минул год после кончины Анны.

    «Теперь уже смолкли печаль и слёзы, и любящее сердце перестало уже страдать, – сетовал князь Н.И. Голицын. – Помянем покойную сердечным словом, как вдохновлявшую гения-поэта, как давшую ему столько «чудных мгновений». Она много любила, и лучшие наши таланты были у ног её. Сохраним же этому «гению чистой красоты» благодарную память за пределами его земной жизни».

    Биографические подробности жизни уже не столь и важны для земной женщины, обратившейся в Музу.

    Последний свой приют Анна Пет­ровна нашла на погосте сельца Прутня Тверской губернии. На бронзовой «странице», впаянной в могильный камень, выбиты бессмертные строки:

    Я помню чудное мгновенье:

    Передо мной явилась ты.

    Мгновение – и вечность. Как близки эти, казалось бы, несоизмеримые понятия.

    «Прощайте! Сейчас ночь, и ваш образ встает передо мной, такой печальный и сладострастный: мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста.

    Прощайте – мне чудится, что я у ваших ног… – я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте…».

    Странное пушкинское – то ли признание, то ли прощание.

    Гений чистой красоты. Настоящие авторы известных крылатых выражений

    Все мы со школы знаем, что авторство выражения «белеет парус одинокий» принадлежит Лермонтову, словосочетание «гений чистой красоты» – Пушкину, а фразу «религия – опиум для народа» произнёс не кто иной, как Ленин.

    На самом деле мы подчас сильно заблуждаемся по поводу авторства тех или иных крылатых выражений.

    НАСТОЯЩИЕ АВТОРЫ ИЗВЕСТНЫХ КРЫЛАТЫХ ВЫРАЖЕНИЙ

    Александр Невский: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет»

    Ни жизнеописания великого князя, ни иные исторические источники никак не подтверждают, что Невский когда-либо произносил эти слова. Оказывается, путаницу внесли кинематографисты, а точнее, сценарист фильма С. Эйзенштейна «Александр Невский», который вложил знаменитое выражение в уста полководца. Впрочем, сценарист в данном случае фразу тоже заимствовал – из Евангелия.

    Максим Горький: «Рождённый ползать летать не может»

    Да, эта фраза содержится в знаменитой «Песне о Соколе». Но значительно раньше она встречается в басне Хемницера «Мужик и корова». Басня рассказывает о том, как мужик оседлал корову, а она под ним беспомощно свалилась.

    Александр Пушкин: «Гений чистой красоты»

    В своём посвящении Анне Керн Александр Сергеевич процитировал стихотворение Жуковского «Лалла рук», где были такие строки: «Ах! не с нами обитает/Гений чистой красоты;/Лишь порой он навещает/Нас с небесной высоты…» Стоит отметить, что Пушкин писал эти три слова курсивом и именно так они публиковались до революции. Но в советское время об этом нюансе либо забыли, либо решили от него отказаться.

    Михаил Лермонтов: «Белеет парус одинокий…»

    Конечно, в том, что именно Лермонтов написал легендарное стихотворение «Парус», никто не сомневается. Но дело в том, что первая строка этого произведения изначально была написана вовсе не Михаилом Юрьевичем. Поэт процитировал строку из поэмы декабриста Бестужева, который раньше Лермонтова написал:

    Белеет парус одинокий,

    Как лебединое крыло,

    И грустен путник ясноокий;

    У ног колчан, в руках весло.

    Людовик XIV: «Государство – это я»

    Считается, что эту фразу произнёс Людовик XIV.

    Ряд исследователей доказывают, что первой эти слова произнесла английская королева Елизавета I.

    Владимир Ленин: «Религия – опиум для народа»

    В действительности автором этой известной фразы является немецкий писатель Новалис, живший во второй половине XVIII века. Ленин, как и Маркс, писавший в одной из своих работ, что «религия есть опиум народа», вырвали фразу из контекста, причём извратив её первоначальный смысл. Дело в том, что во времена Новалиса опиум не считался наркотиком. Более того, его считали полезным, он был популярным обезболивающим и продавался в аптеках без рецепта. Так что Новалис имел в виду, что религия является средством облегчения душевной боли для народа.

    Иосиф Сталин: «Нет человека – нет проблемы»

    Нет никаких зафиксированных свидетельств того, что Сталин когда-либо так говорил. Автором этого выражения является писатель Анатолий Рыбаков, использовавший его в своём романе »Дети Арбата». В произведении Рыбакова Сталин произносит эту фразу в связи с расстрелом военспецов в Царицыне. «Смерть решает все проблемы. Нет человека, и нет проблемы», – говорит в романе Иосиф Виссарионович. Впоследствии в «Романе-воспоминании» Рыбаков писал, что эту фразу он «возможно, от кого-то услышал, возможно, сам придумал».

    Йозеф Геббельс: «Чем больше ложь, тем скорее в неё поверят»

    Выражение, приписываемое министру пропаганды гитлеровской Германии, на самом деле – перефразированная цитата из книги Гитлера «Моя борьба». «Широкие массы скорее становятся жертвами большой лжи, чем маленькой», – писал фюрер.

    И на закуску – крылатые выражения в разных странах мира, идиоматические выражения в разных языках разные, но обозначают одно и то же.

    Хорватское «В день святого Никого» — это наше «Когда рак на горе свистнет». Поляки, когда не понимают, о чем идет речь, говорят не о китайской грамоте, а сообщают абсурдное «Спасибо, у меня дома все здоровы». А когда в Сербии льет, как из ведра, считается, что такой дождь способен убить маленьких мышек. На сербском языке эта фраза звучит как «Пади киша уби миша».

    Льет как из ведра

    Английский: It’s raining cats and dogs — Дождь из котов и собак

    Африкаанс: Дождь из старушек с боевыми тростями

    Боснийский: Дождь ломами

    Валлийский: Дождь из ножей и вилок

    Венгерский: Льет как из ванны

    Греческий: Дождь из ножек стульев

    Исландский: Огонь и сера

    Каталонский: Дождь из лодок с бочками

    Китайский: Собачьи какашки падают

    Португальский: Дождь из жабьих бород

    Сербский: Дождь идет, мышей убивает

    Тайский: Дождь закрывает глаза и уши

    Французский: Будто корова писает

    Эстонский: Как из бобового стебля

    Японский: Земля и песок сыплются

    Китайская грамота

    Английский: It’s all Greek to me — Это греческий для меня

    Арабский: Я что? Говорю на хинди?

    Болгарский: Ты говоришь со мной по-патагонски

    Греческий: Арабская грамота

    Датский: Звучит как название русского города

    Испанский: Говорите со мной по-христиански

    Китайский (кантонский): Похоже на куриные кишки

    Немецкий: Я понял только «вокзал»

    Польский: Спасибо, у меня дома все здоровы

    Чешский: Испанская деревня

    Ежу понятно / Как дважды два / Проще пареной репы

    Английский: As easy as falling off a log — Легко, как бревно уронить

    Датский: Как шею почесать

    Иврит: Хоть с завязанными глазами

    Китайский (мандаринский): Так же легко, как повернуть ладонь

    Корейский: Сделать лежа на спине и поедая рисовые пирожные

    Польский: Как выпить «маленькое пиво»

    Словенский: Как перекусить

    Французский: Как палец в нос засунуть

    Хорватский: Просто как джем

    Японский: Сделать перед завтраком

    Крыша поехала

    Английский: The lights are on, but nobody’s home — Свет горит, но дома никого нет

    Болгарский: Кукушка улетела

    Голландский: Он видит, как они летят

    Датский: Крысы на чердаке

    Индонезийский: Креветочные мозги

    Итальянский: Напился со своими мозгами

    Немецкий: У тебя еще все чашки в буфете?

    Португальский: Голова как гнилой чеснок

    Сербский: Мокрым носком ударенный

    Хорватский: Вороны мозг выпили

    Чешский: Лишнее колесико в голове

    Шведский: Когда он думает, ему не везет

    Эстонский: Деревянная голова

    Когда рак на горе свистнет

    Английский: When pigs fly — Когда свиньи полетят

    Болгарский: На кукушкино лето

    Венгерский: Когда цыганские дети хлынут с небес

    Датский: Когда в неделе будет два четверга

    Итальянский: Когда Пасха выпадет на май

    Китайский: Когда солнце взойдет на Западе

    Латвийский: Когда совиный хвост зацветет

    Малайский: Когда ворон полетит пузом кверху

    Немецкий: В день святого Никогда

    Польский: Когда у меня на руке кактус вырастет

  • Ссылка на основную публикацию
    Для любых предложений по сайту: [email protected]